Раньше я был крайне пессимистичным человеком и всегда считал, что это просто особенность моего характера. Однако с углублением чтения и размышлений я постепенно осознал: пессимизм — это не недостаток отдельных людей, а скорее настройка по умолчанию для вида Homo sapiens.

Плохие новости распространяются легче хороших, угрозы запоминаются лучше возможностей, а психологический вес одной крупной потери значительно превышает совокупную радость от множества равноценных выигрышей. С эволюционной точки зрения, относительно разумное объяснение таково: сам пессимизм — это своего рода «генетический алгоритм», который защищал человека в древние времена, но в современной среде становится все менее уместным.

Представьте, что вы первобытный человек, отправившийся на охоту. Вдруг из кустов доносится шум. Вы предпочтете поверить, что это кролик, или сначала предположите, что это дикий зверь? В среде, полной смертельных опасностей, излишний оптимизм был бы недостатком. В долгосрочной перспективе более осторожные и склонные переоценивать опасности особи имели больше шансов выжить и дожить до репродуктивного возраста.

Когнитивная система человека эволюционировала не для того, чтобы объективно видеть мир, а чтобы «избегать смертельных ошибок». Эта базовая цель системно порождает ряд устойчивых пессимистических склонностей.

Во-первых, неприятие потерь (Loss Aversion). Боль от потери 100 долларов намного превышает удовольствие от получения 150 долларов.

Во-вторых, эффект доступности (Availability Bias). Новости о крушениях самолетов заставляют людей инстинктивно считать полеты опасными, хотя с точки зрения статистики авиация остается одним из самых безопасных видов транспорта.

В-третьих, избыточная атрибуция и механизм самоуничижения. Человеку проще объяснить неудачу тем, что «я не справился», а успех — тем, что «мне просто повезло». Это и есть психологическая почва для синдрома самозванца.

В современном обществе эта пессимистичная система восприятия дополнительно усиливается социальными сетями. Алгоритмы платформ изначально отдают предпочтение страху, гневу и тревоге, потому что эти эмоции удерживают внимание дольше и распространяются быстрее. Наш пессимизм — не только результат нашего мышления, но и то, чем нас постоянно «кормят».

Так что же мы можем сделать перед лицом пессимизма, который, кажется, прописан в нашем глубинном «коде»?

Главная разрушительная сила пессимизма в том, что мозг по умолчанию использует бинарное повествование: «успех или провал, безопасность или смерть». Но большинство решений в реальном мире — это не выбор из двух вариантов, а вопрос вероятностей. Если продолжать смотреть на мир через призму «герой или неудачник», почти наверняка вас ждет разочарование.

Более адекватный взгляд — это мышление через ожидаемую ценность (Expected Value).

Как и в примере с авиакатастрофой: крушение самолета интуитивно кажется ужасным, но с точки зрения ожидаемой ценности этот риск значительно ниже наших субъективных страхов. Стоит ли что-то делать — определяется не тем, «будет ли катастрофа в случае провала», а тем, каков долгосрочный ожидаемый результат — положительный или отрицательный.

Ожидаемая ценность успеха (EV) = вероятность успеха × выигрыш от успеха − вероятность неудачи × потери от неудачи.

Если вы обнаружили, что даже в случае неудачи потери приемлемы, а в случае успеха есть эффект масштабирования, то разумный выбор — не мучиться вопросом, начинать или нет, а попробовать несколько раз.

Маск как-то сказал: если идея не противоречит законам физики, то теоретически ее можно реализовать, увеличив затраты времени и ресурсов. Это, пожалуй, самое радикальное проявление оптимизма, которое я слышал. Его истинная ценность, возможно, даже не в гарантии успеха, а в отказе объявлять что-то невозможным до того, как это проверили на практике.